Деревенька, куда я недавно переселилась, называется Печурице — на русский это не перевести: то ли «печечка», то ли «грибочки». Друзья приезжали в мой новый дом и смеялись, когда я ставила перед ними котёл с ароматным варевом:
— Грибочками кормить будешь? Галлюциногенными?
Сначала я тоже веселилась, но осенью, когда разъехались дачники и деревня опустела, мне стало не до смеха.
Пока мы жили в городе, я привыкла к ночным прогулкам с собакой: работаю допоздна, а потом иду гулять перед сном. В деревне я не стала менять свои привычки, так и продолжала выгуливать моего сенбернара Петю глубокой ночью. Здесь это даже приятнее, чем в городе: ни машин, ни прохожих, вокруг тишина. В такие минуты мне казалось, что я одна в целом мире, что это моя личная планета.
В октябре похолодало, соседи начали топить печки, в воздухе запахло дымом.
Однажды мы с Петей, как обычно, шли по холму. Подул ветер, загремел сухими листьями инжира, будто рассыпал ящик гвоздей. Придорожные кусты качнулись и замерли. Петя остановился и зарычал. Я зажгла фонарик: на тропе пусто. Подтолкнула Петю вперёд, но он лёг на землю, смотрел в темноту и не шевелился. Сколько я его ни уговаривала, никак не соглашался встать. Отцепила поводок, пошла домой. Через пару минут Петя меня догнал, испуганно поскуливая и посматривая назад.
Следующей ночью всё повторилось, и мы снова вернулись домой с того же места. Попробовала почитать в Интернете про похожие случаи — там только нелепые мистические истории. Темноты я не боюсь, в призраков не верю — я бы так и водила Петьку гулять на вершину холма, но не смогла убедить глупую собаку, что там безопасно.
Пришлось сменить маршрут, и мы пошли не по верхней тропе, а по улице, идущей к морю. Прохожих мы и здесь не встретили. Я вертела головой, рассматривала тёмные силуэты домов, пустые дворы, усыпанные сухими листьями. Изредка попадалось освещённое окно, над крышей обязательно поднималась светлая струйка дыма, а во дворе стояла машина — отличительный признак любого жилого дома.
Когда мы прошли под фонарём, я посмотрела на тени, плывшие перед нами по асфальту: моя — вытянутая и узкая, Петина — чёрный колобок на толстых ножках. На секунду я увидела между ними третью тень, как будто нас догоняет запоздалый прохожий. Я быстро оглянулась: никого. Показалось. Ветки, наверное.
Мы поравнялись с домом, где даже летом никто не жил. Хлопнула дверь. Фонарь отразился в тёмном стекле, словно в комнате зажёгся свет. Пока мы шли мимо, я с опаской косилась на окна, но теперь там было тихо.
Молодые кипарисы выстроились за низким забором, как солдаты в расклешённых шинелях. Дунул ветерок, они взмахнули ветками, будто отдавали честь невидимому командиру. У меня за спиной кто-то тихо кашлянул. Я снова оглянулась: конечно же, опять никого. Но Петя тоже насторожился, развернулся и зарычал в пустоту. Прогулка нравилась мне всё меньше.
— Петька, вперёд! — скомандовала я и побежала к дому. Наваждение рассеялось, дома было тепло и светло, и я уже сама не понимала, чего испугалась. Подумаешь, тень померещилась, звуки послышались, ветер зашумел — пустяки, бывает.
Несколько ночей подряд лил дождь, и мы с Петей ходили по короткой дороге: один круг по кривому переулку. Зонтик я не брала, и вода текла с капюшона плаща прямо на очки, я наклоняла голову, пытаясь защититься от косых струй, и смотреть по сторонам было некогда. Я совсем успокоилась. Вспоминала, как мы бежали мимо кипарисов, и улыбалась.
Но вот дожди кончились, и мы снова пошли к морю. В тёмных окнах пустого дома, где в прошлый раз хлопнула дверь, опять мелькнул огонёк. Я остановилась. В полной тишине раздавался лёгкий стук, будто небольшой острый топор колет полено на мелкие щепки. Над крышей показался прозрачный дымок, а в воздухе отчётливо запахло гарью сырых дров. А может, бездомный бродяга забрался в чужой дом и топит печку? Тогда мне нечего бояться, собака его отпугнёт.
На обратном пути я задумчиво смотрела на звёзды: летом их намного больше, а сейчас облака, да ещё эти печки по всей деревне… Стоп. Печки. Столбики дыма поднимались над каждым домом. В каждом пустующем доме кто-то развёл огонь и подбрасывает в печку дрова.
Петя тоже занервничал, он бросался на заборы, лаял, пытался вылезти из ошейника, рвался вперёд. Я ускорила шаг, поволокла за собой лохматую рыжую тушу, а Петька сопротивлялся и хотел меня защищать.
Мы уже поравнялись с последним нежилым домом в нашем переулке, вот сейчас пройдём мимо, и всё. Сквозь щели в коричневых ставнях пробивался свет. Там тоже топили печку. Я рванулась к своей калитке, с трудом отодвинула щеколду, вбежала в дом.
В ярко освещённой кухне уличные страхи казались нелепыми и смешными. Я столько лет гуляла с собакой по ночам, и ни разу не испытывала такого ужаса. Может, я слишком много работаю, переутомилась?
От переживаний ужасно захотелось есть. Сейчас бы отрезать толстый ломоть хлеба, положить сверху кусок сыра и вином запивать. Но в буфете валялся только пустой пакет. А ведь можно съездить в ночной магазин, он тут неподалёку, на шоссе. Я подошла к двери: стоит оно того или нет? Пожалуй, стоит. Спустилась во двор, открыла машину, заглянула на заднее сиденье: в фильмах там всегда маньяки прячутся. Хорошо, что у нас тут не фильм.
Поехала по пустой улице. Фонари не горели. Фары осветили стену плотного тумана впереди. Я притормозила и медленно поползла вперёд. Но не тут-то было: мотор заглох. Завести так и не удалось. Вышла из машины и сразу оказалась в серой гуще, как будто внутри облака. Кто-то похлопал меня по плечу.
Я вскрикнула и бросилась бежать. По сторонам не смотрела: не всё ли равно, кто тут меня пугает каждую ночь — да, мне чертовски страшно, и я хочу только добраться до дома. Когда я взбежала на крыльцо, руки тряслись, ключ царапал дверь и не попадал, куда надо. Наконец, я оказалась внутри. Отдышалась, включила везде свет и велела Петьке охранять мою комнату.
Утром вышла пораньше — думала, придётся объясняться с соседями, почему это посреди дороги моя машина стоит. Но кто-то уже передвинул её к обочине. Я села, завела мотор — всё в порядке. Как будто и не было этой ночной остановки. Развернулась, оставила машину перед домом.
Решила всё же сходить за хлебом, но побоялась идти одна, взяла с собой Петю. Он удивился: в такое время я никогда с ним не гуляла. При свете дня деревня выглядела по-новому. Мимо нас неслись машины, за низкими заборами кипела жизнь: хозяева кололи дрова, подметали дворы, подкрашивали заборы. Где-то гудела бетономешалка, жужжала бензопила, стучали молотки.
Когда мы возвращались из магазина, с террасы маленького домика в нашем переулке мне помахала рукой соседка, загорелая старуха с чёрными прямыми волосами. Я с ней всегда здоровалась, но даже имени её не знала. А она неожиданно крикнула:
— Зайди, кофе выпьем.
— Я с собакой.
— Ничего, заходи.
Налила мне крепкого кофе, я села в плетёное кресло, положила на стол пакет с хлебом. Петька плюхнулся на каменный пол рядом со мной.
— Говорят, ты по ночам гуляешь.
— Ну да, гуляю.
— Не ходи больше в такое время.
— Почему?
— У нас так не принято, спать надо по ночам.
Я поставила чашку на стол и удивлённо посмотрела на старуху.
— Но мне так удобнее! Я работаю допоздна. Привыкла после работы с собакой выходить.
— Отвыкай! У нас на Балканах всё по-другому. Люди другие, правила другие. Тут нельзя по ночам гулять.
— Да почему нельзя-то? Кому от этого хуже?
— Тебе же и хуже будет, если не перестанешь. Опасно это.
— Чем опасно?
— А ты вспомни, как наша деревня называется.
И она рассказала мне сказку.
Оказывается, ночью по деревне бродит Печной дух. Он тут хозяйничает с середины октября до середины апреля, когда все топят печки.
Давным-давно жил на этом месте одинокий старик. Ушёл он как-то в лес за грибами. Насобирал один мешок, другой, а грибы всё не кончаются. Проголодался старик, стал жевать сырые грибы. Не знал, что нельзя так делать. С тех пор время для него по-другому течёт: месяц как минута, год как час. Через много лет вернулся старик в деревню, хотел погреться у огня, а хижину его давно снесли. Дорогу проложили, новые дома построили. Так и не смог старик свою печку найти. Ушёл в лес, но каждую осень возвращается на прежнее место. Дрова у сельчан таскает, в пустые дома забирается и там печки топит. Днём его никто не видит, а по ночам дым над крышами поднимается.
Но, говорят, старику скучно одному, он себе компанию ищет. Несколько человек пропали без следа, домой так и не вернулись. Бродят по деревне, помогают Печному духу, прохожих пугают. Местные жители давно уже перестали по ночам выходить, боятся старика. Никому не хочется Печному духу прислуживать. А он всё бродит из дома в дом, всё топит печки — год за годом, с осени до весны.
Я допила кофе, попрощалась с соседкой, и мы с Петькой вышли на улицу. Хоть я и не поверила в старухину сказку, но мне стало легче.
С тех пор соседка — её звали Йована — часто приглашала меня на чашку кофе. Мы подружились, она рассказывала мне о себе и расспрашивала меня о городе, где я жила раньше. А по ночам мы Петькой больше не гуляли, сидели дома, подбрасывали поленья в печь и ждали апреля.
Через пару лет после того разговора, заглянув к Йоване по пути из магазина, я застала у неё местного бригадира строителей, хмурого немолодого дядьку. После стопки ракии он повеселел, разговорился и похвастался, как ловко экономит на своих рабочих из Боснии: жильё снимать не надо, вон сколько пустых домов по всей деревне! Йована быстро взглянула на меня и отвернулась.